Оттого он не мог усидеть долго на месте, жил когда в Ладоге,когда у Вольгаста, смотря где злей было немирье, искал, чтобы государыня Смертьрешила от муки, вернула ясный рассудок. О прошлом годе погнало его аж за самоеВаряжское море, на корабль то к одному, то к другому вождю… А дом знал всёравно там, где ставил стяг наш воевода. Только Мстивоя как следует слушалсяМилонег, только ради него был готов голыми руками ломать любого врага…

Однажды мы снова взялись вопрошать Хагена о распятом Вожде.

– Я расскажу лучше, я сам христианин, – сказалподошедший Грендель. Он был в добром расположении духа, и мы дождались егоповести: – Когда мы осаждали монастыри, нам порой предлагали креститься и всемобещали подарки. Я девять раз принимал крещение и, бывало, получал наряднуюодежду, но бывало, что и рваньё!..

А больше в ту осень ничего весёлого не случилось. Трижды кнам из-за стен долетал по ночам дальний собачий вой, заунывный и жуткий, какнад мертвецом, и наутро люди шептались, что, мол, Гелерт и Арва тотчас поджалихвосты и юркнули под лавку, и выманить не удалось… А сторожа на забрале немогли взять в толк, отколь слышался вой.

Многие понимали, что это было скверное предвестие для вождя.Могучие воины хмурились бессильно: даже их червлённые кровью щиты не укроют егоот напасти. А Перун, хранящий вождей, уже скоро смежит глаза до весны. Самвоевода вёл себя как обычно. Только однажды я услыхала, как он негромко сказалвозмущённому чем-то Плотице:

– И не перечь мне, когда я говорю, что это не убыль.

Ответ старого храбреца я повторить не решусь, подобнымисловами только гнать прочь костистую нечисть. Наверное, снова шла речь о егодеревянной ноге и о том, что придётся ей торчать в гриднице с хозяйского места.Помню, я стиснула в ладони дедушкино громовое колесо и долго звала Перуна,упрашивая помочь. Вождь честен дружиной, дружина честна вождём. Как уйду?Древнего Вождя тоже бросили, когда отвернулась удача…

Мы спускали корабль на воду ещё несколько раз. Рюрик закрылновогородцам прямой выход в море. Упрямые Вадимовы гости пробирались волоками,тащили по просекам добро и лодьи в другие реки из Мутной. И именно ныне, когдахолодное Нево лютовало то и дело: может быть, не так пристально стерегли еговоеводы, сидевшие по городкам? За других не скажу, но мимо нас птицанезамеченная не пролетала. Наш корабль дважды догонял гружёные пузатые лодьи, иоба раза, когда те уже хватали луки для боя, мы подворачивали парус, смиряяпрыть судна, и загоняли новогородцев назад в ту самую реку, из которой они быловыбежали. Да напоследок ещё проходили на расстоянии громкого окрика, и воеводане сулил милости, буде вновь попадутся. Его знали неплохо и торопилисьубраться. Кмети, давно не рывшиеся под чужой палубой, ворчали, но больше длявиду. Велика слава, если от одного твоего паруса кидаются наутёк и не дерзаютвыникнуть снова!

А иногда, проходя вдали берега, мы внимали глухому, могучемугулу с морского дна… Нам, жившим морем, здешний Хозяин был вроде своегоДомового, и обычно кто-нибудь спрашивал:

– К худу, батюшка, или к добру?

Ответ Морского Хозяина звучал в плеске волн, в крикахносившихся птиц. Все умели их толковать и разгадывали вперебой. Воевода невопрошал ни о чём.

Как-то утром мы выскочили из-за мыса прямо на торговуюлодью. Мы шли на вёслах, сняв мачту, и пали на них, как сокол Рарог с небес.Люд на встреченном корабле собрался смекалистый. Не выпустили ни стрелы. С лётувзогнали корабль на прибрежный песочек. Выскочили в мелкую воду и убежали влес. Они знали, что мы не станем преследовать. Наша лодья сидела не так глубокои подошла без труда. Молодые воины полезли смотреть, что нам досталось, итолько тогда из-под палубы кинулись три пригожие девки. Невольницы, которыхвезли продавать. Ребята живо поймали их за русые косы, привели назад плачущих сперепугу, воины разглядывали. Теперь станут жить у нас в Нета-дуне,портомойничать, подметать, готовить еду. И обнимать кметей, которые их изберут.А там наденут крашеные наряды, бусы примерят. Родят деток, совсем свободныминазовутся, как Правда велела. Да. В чужой воле – хозяйской, родительской,мужниной – жизнь, может, и сытая, но я никогда не буду рабыней. Прежде убьют.Не умею лучше сказать.

Мы завели смолёные ужища, кмети сели по двое на весло истащили с мели добытый корабль. Подняли парус, и он послушно побежал за намидомой. Может, вождь продаст его ещё каким-нибудь торговым гостям, а может, своикупцы заведутся, хоть сыновья Третьяка, такие и за морем не оплошают, сыщут,что показать…

Небо в тот день было особенно тёмным и низким, ветеркусался. Потом пошёл снег. Крупные тяжёлые хлопья падали в серые волны, гусинымпухом выстилали дальние берега.

– Скоро ваш Самхейн, – припомнил Плотица,вытряхивая снег из бороды.

– Скоро, – сказал вождь.

Галатский Самхейн наступал в первый день нашего месяцагрудня. Галаты делили год пополам, на зиму и лето, и в Самхейн распахивалисьворота зимы, выпуская холод и смерть на долгих полгода, до праздника весеннихогней. Скверный день, этот Самхейн, а того хуже ночь перед ним. Велетарассказывала на ухо – громко рассказывать боялась, – что в этой ночипадали все препоны между мирами и время рвалось, как полотно, открывая ликвечности, и зловещие древние силы выламывались из узды, наложенной когда-тоБогами… Почти как у нас в Корочун, только наш праздник был светел, он солнышкок весне поворачивал, а Самхейн ничего доброго не сулил. Да. Про чужую верунаслушаешься всякого страха, сам из дому не пойдёшь. Лучше уж держаться опричь!

Вместе с датским, драконоголовым, у нас стало теперь трибоевых корабля, и они сменяли друг друга в дозоре, так что из трёх воинов двоесидели у очага, пока третий плавал. В промежутках походов мы чинили щиты.Объясняли отрокам ратную науку и Правду воинскую – не бить в спину, не нападатьночью или на спящего, не обманывать после того, как уже поднят щит боевойшишкой к себе… Только вождь ходил во все походы подряд. Пересаживался с корабляна корабль и заглядывал домой на полдня, проведать сестру. Привязчивый Гелерткидался с визгом навстречу, вставал на задние лапы…

Походники сказывали – однажды близ устья Мутной имвстретился на лодье сам князь. Я жадно спрашивала, жалея, что не досталосьвзглянуть. Баяли, князь был сед, но глаза имел соколиные, не плоше Блудовых, асам глядел крепким и быстрым, и к исходу зимы ожидал рождения сына. В другойраз, опять без меня, мелькнули за мокрым каменным островом полосатые паруса изубастая раскрашенная голова, и храбрые свеи из города Бирки принялисьвооружаться для боя, но вождь велел поднять мирный знак и пропустил, лишьспросил, что слышно хорошего… от похода к походу море становилось пустыннее,выпадавший снег уже не таял по берегам, и на всякий случай под палубой пряталилыжи. К тому времени, когда опять настал наш черёд, уже дважды дозорныевозвращались, не встретив ни корабля, и до Самхейна оставалось всего несколькодней. Или ночей, как считали время галаты. Это будет последний поход.